Но не становится ли событие тем значительнее и исключительнее, чем большее число случайностей приводит к нему? Лишь случайность может предстать перед нами как послание. Все, что происходит по необходимости, что ожидаемо, что повторяется всякий день, то немо. Лишь случайность о чем-то говорит нам. Мы стремимся прочесть ее, как читают цыганки по узорам, начертанным кофейной гущей на дне чашки.
…
Да, именно случайность полна волшебства, необходимости оно неведомо. Ежели любви суждено стать незабываемой, с первой же минуты к ней должны слетаться случайности, как слетались птицы на плечи Франциска Ассизского.
Жизнь слишком серьёзная вещь, чтобы закончиться прежде, чем мы перестанем дышать.
… только мелочи объясняют всё, значительные поступки ничего не объясняют В них слишком много от мелодрамы, от искушения солгать.
Скорее всего теряешь то, что держишь в руках. Когда оставляешь сам – потери уже не ощущаешь.
и ещё немного цитат из "Триумфальной арки"Лицо! Лицо! Разве спрашиваешь, дёшево оно или бесценно? Неповторимо или тысячекратно повторено? Обо всём этом можно спрашивать, пока ты ещё не попался, но уж если попался, ничто тебе больше не поможет. Тебя держит сама любовь, а не человек, случайно носящий её имя.
Ревность? Не начинается ли она с того, что один из любящих людей должен умереть раньше другого?
Человек не подозревает, как много он способен забыть. Это великое благо и страшное зло.
Ни один человек не может стать более чужим, чем тот, кого ты в прошлом любил.
Забыть… Какое слово! В нем и ужас, и утешение, и призрачность. Кто бы мог жить, не забывая? Но кто способен забыть всё, о чём не хочется помнить? Шлак воспоминаний, разрывающий сердце. Свободен лишь тот, кто утратил всё, ради чего стоит жить.
Человеку нельзя без морального кодекса. Мой состоит в том, что я против сожжения ведьм. Как услышу, что где-нибудь сожгли ведьму, просто сам не свой становлюсь.
----
Бывают такие ничем не примечательные часы или дни, которые воспринимаешь просто как переход от вчерашней радости к завтрашней, а оказывается, в них-то самая радость и была.
Духовность - опасная вещь. На ней можно запросто подорваться, как на мине, и твои останки будут свисать с верхушек деревьев... Пестовать в себе духовность столь же рискованно, как пить, ширяться, гулять ночами.
Впрочем, можно и выжить. Тогда, пройдя через риск, ты смотришь на мир другими глазами и тебе хорошо: травка зеленеет, птички поют, и ты нечто среднее между небом и землей.
".. каждый, попросту каждый изнывает по "этому", и, при наличии должного терпения, каждому можно показать, что он по "этому" изнывает"
".. мне двадцать два года. Я чудом добрался до этого возраста, потому что слишком рано пробудился от дурного сна отрочества. Каждое утро последующих, бог его знает, пятидесяти лет мне предстоит вылезать из постели и как-то участвовать в повседневной жизни. Я просто-напросто не верю, что способен справиться с этим в одиночку. Мне нужен кто-то, ради кого можно будет вставать по утрам"
"- Он твой враг, Дональд.
- Ничуть не бывало, - сказал Трефузис. - И не будет им, пока я его так не назову. Он может страстно желать этого, может встать передо мной на одно колено и молить об открытой враждебности в самых насильственных её проявлениях, однако для стычки, как и для случки, необходимы двое. Я сам выбираю себе врагов"
Желание свободы — это совсем не человеческое желание. Хотя бы потому, что человек не знает, что такое свобода. Что такое небо, облака на нем, трава, лес, дом, дверь, окно, табуретка со столом внутри дома — это ему известно, как известно, что такое жажда, голод, любовь, привязанность, инстинкт самосохранения, а свобода для него — это нечто невыразимое. Конечно, с точки зрения человека, сидящего в тюрьме, свобода — это мир, находящийся за стенами тюрьмы, но, выйдя из нее, он вовсе не оказывается свободен. Человеческие отношения — та же тюрьма, только ее стены лишены материальности. Чело- век огорожен запретами со всех сторон, ограничен чужой волей, традициями, сложившимися правилами — и выхода из этой тюрьмы не имеется, она бессрочна, в ней он родился, и в ней он умрет.
Желание свободы, пришел я к выводу, дано человеку той высшей волей, которой сотворено все сущее. Дано для того, чтобы человек прорвался к себе, задуманному этой волей. Осуществился согласно ее замыслу. Стал тем, кем ему назначено быть.
Похихикивая, я бы выразил это так: желание свободы — все, сама свобода — ничто. Сама свобода человеку совсем не нужна. Потому что ее не существует. Это фикция, фантом, пустота. Свобода в обычном понимании есть лишь у того, кто, подобно Робинзону Крузо, заброшен на необитаемый остров, и рядом с ним больше ни одной человеческой души. Но что ему тогда делать с такой свободой? Эта свобода лишает его жизнь всякого смысла и цели.
Иначе говоря, свобода не вовне, а внутри человека. Он может обрести ее только там, в себе. Если исполнит вложенный в него замысел. Исполненный замысел — вот что такое свобода, и тут ее пределы: в границах вложенного в человека высшей волей намерения о нем.
Злая белая собака [тут не исправить уже ничего. жги!]
Карты, доски, мертвецы. Какие же это темные силы? Клеймить карты, тяжелый рок и "Драконов и подземелья" из-за того, что там среди персонажей есть демоны, - это все равно, что стеречь дверь, когда оно на самом деле поднимается сквозь паркет. Настоящие темные силы - не темные. Они скорее серые. Они высасывают из жизни все краски; они берут городок вроде Сплинбери и превращают его в мешанину улиц во власти страха, пластиковых щитов, Новых Блестящих Перспектив и многоэтажных башен, где никто не хочет жить и, в общем, не живет. В мертвецах больше жизни, чем в нас. И все становятся серыми и превращаются в порядковые номера, в числа, и тогда кто-то где-то начинает складывать, вычитать, умножать и делить...
Да, бог-демон Йот-Зиккурат пускает души в распыл - но он не утверждает, будто души нет.
И - все-таки - оставляет нам полшанса отыскать волшебный меч.
Если мы принимаем людей такими, какие они есть, мы делаем их хуже. Если же мы относимся к ним так, как будто они таковы, какими им следует быть, мы помогаем им стать такими, какими они в состоянии стать.