просто не могла не поделится.«Игра» — это все, что меня окружает.
Они его придумали сами. Свой мир, свою войну, и свои роли.
Самая неприятная тишина там, где много людей молчат.
Улыбка, малыш, улыбка — лучшее, что есть в человеке. Ты не совсем человек, пока не умеешь улыбаться.
За каждым окном — своя комната, и в ней живут люди. И для них комната — это дом. Для всех, кроме меня. Моя комната для меня не дом, потому что в ней живет слишком много чужих. Людей, которые меня не любят. Которым все равно, вернулся я к ним, или нет. Но ведь Дом большой. Неужели в нем не найдется места для человека, который не любит драк? Для двоих…
Я был, как птица. Как птица, которая может летать. Она ходит по земле, потому что ей и так хорошо, но если захочет… как только захочет, тогда взлетит.
Безумную ночь расколет пополам, в черные щели темноты на нас хлынет рой светлячков-фонариков в дрожащих руках, а беснующаяся фигура будет приседать и надсаживаться в центре коридора, сверля своим визгом стены и потолочные перекрытия, вверх и вниз, протыкая саму неподвижность времени... И тогда, и позже мне будет казаться, что именно с этого ора начался отсчет секунд, как будто кто-то, разбуженный им, проснулся где-то в неведомом мире, имеющем власть над миром этим, лениво потянулся, стукнул по остановившимся часам и они пошли...
ещё
Я сплю и не сплю, я здесь и сейчас, на этой скамейке, но все остальное отползает прочь... Все, кроме меня, спящего, и моей девушки, той, что донашивает мои рубашки, спит на моих ногах, как в кресле, закутывается в рукава моих курток, исчезает с первыми признаками грозы и появляется с первыми лучами солнца. Самое удивительное в ней - чуткость к чужим настроениям, умение растворяться в воздухе, как только в том появляется необходимость.
Твои мысли пахнут совсем не так, как слова. И это слышно.
Каждый сам выбирает себе Дом. Мы делаем его интересным или скучным, а потом уже он меняет нас.
Я не люблю истории. Я люблю мгновения.
Я смотрю в глаза своему отражению. Пристально, не моргая, пока глаза не начинают слезится. В этот раз слишком быстро. Иногда удается добиться ощущения полной отстраненности, иногда нет. Это неплохое лекарство для нервов или пустая трата времени - все зависит от того, каким ты приблизился к зеркалу и что унесешь, отойдя от него.
Зеркала – насмешники. Любители злых розыгрышей, трудно постижимых нами, чье время течет быстрее. Намного быстрее, чем требуется для того, чтобы по достоинству оценить их юмор.
Я могу оценить зазеркальный юмор, потому что помню то, что я помню, но многие ли тратили такую уйму времени на общение с зеркалами?
Я знаю красивейшего человека, который шарахается от зеркал, как от чумы.
Я знаю девушку, которая носит на шее целую коллекцию маленьких зеркал. Она чаще глядит в них, чем вокруг, и видит все фрагментами, в перевернутом виде.
Я знаю незрячего, иногда настороженно замирающего перед собственным отражением.
И помню хомяка, бросавшегося на свое отражение с яростью берсеркера.
Так что пусть мне не говорят, что в зеркалах не прячется магия. Она там есть, даже когда ты устал и ни на что не способен.
Улыбки он чуял на расстоянии. Обжигающие, липкие и острозубые, мягкие и пушистые. Они мучили его своей мимолетностью, недосягаемостью пальцам и ушам. Улыбку нельзя поймать, зажать в ладонях, обследовать миллиметр за миллиметром, запомнить... Они ускользают, их можно только угадывать.
Ветер кругами носил листья, они останавливались попадая в лужи, там кончался их танец, и кончалось все. Размокнут и превратяться в грязь. Как люди.
В Доме горбатых называли Ангелами, подразумевая сложенные крылья, и это была одна из немногих ласковых кличек, которые Дом давал своим детям.