Толя был пуст, как грусть, и гол, как сокол, и однажды ему явилась душа его, очень напоминавшая Толю. “Ты кто?” - спросил мальчик. “Я твоя душа. Хочешь, я войду в тебя?” - и Толе стало так тепло... Захотелось ему погреться у печки души своей.
Как только душа вошла в Толю, его стали окончательно чуждаться, и даже в таком гнилом заведении, как школа для дебилов и недоносков, поместили в изолятор, где автоматический молот бил его по макушке каждые пятнадцать минут, затем другая авторука мазала место, что-то туда сыпала, смазывала, следовал новый удар молотом по тому же месту, смазка, рубцевание - так Толю лечили от скудоумия.
“Ум... Аум... ОМ...” - какие-то страшные шорохи отдавались в кленовой душе тонкострунного Толи, и в нем зрело что-то всем чужое, глубоко ненавистное, непонятное никому...
Вениамин Яковлев