Распутник

[quotes]

- Люблю философию.
- Лучше бы вы любили философов.

В моих нравах нет ничего античного; я не только не хочу носить женское платье, но и предпочитаю, чтобы женщина в моем присутствии обходилась без него…

Оказывается, необходимо снять штаны, чтобы люди оценили мою стойкость духа!

- Чью точку зрения вы принимаете — Руссо или Гельвеция?
- Обе представляются мне ложными. Руссо считает человека от природы хорошим, — очевидно, он не был знаком с моей тещей; Гельвеции же считает человека от природы дурным, — очевидно, он всегда изучал только самого себя. Ну а мне представляется, что человек ни хорош, ни дурен, но ему присуще некое стремление к добру.

Вот уж поистине наивность самца... Сравнивать истину с обнаженной женщиной... Нагишом я лгу точно так же, как в одежде.

Вы убеждены, что руководствуетесь своим разумом, в то время как на деле вы следуете за своим фаллосом.

Настоящая женщина! Она ушла — и оставила вас с мыслями о ней…

Вы, мужчины, способны лишь на распутство, сладострастие вам недоступно. Распутник разряжается и начинает сызнова. Сладострастник интересуется и тем, что предшествует, и тем, что следует потом, — словом, ему интересно все. Мужчины глупы, ибо уверены, что у всего есть исход — у жизни, у желания…

Это не любовник, а снеговик. Стоит за него взяться, как он тает в руках.

Что? Между нами еще ничего не было, а мне уже приходится вас ждать?

Десять минут — это более чем достаточно, чтобы справиться с проблемой, которую никто не мог решить на протяжении тысячелетий…

Женщины выше мужчин, они загадочней, они в меньшей степени животные.

Отношения полов — это война. Утром, перед зеркалом, я взбиваю прическу, румянюсь, крашусь, кокетничаю: я готовлюсь к штурму; гребни, парики, пудра, мушки, румяна — все это служит мне оружием; я завязываю шнурки корсажа, оставляя грудь открытой, надеваю прозрачные чулки и кружевное белье, как солдат натягивает свой мундир, и иду в атаку. Я должна нравиться. Этого вам, мужчинам, не понять… Для вас нравиться — это лишь приступочка, чтобы поудобнее забраться в постель, лишь средство добиться своего. Для нас, женщин, нравиться — это уже цель, это победа сама по себе. Привлечь, соблазнить… я хочу, чтобы власть моя была безраздельной, я хочу властвовать над всеми мужчинами, не давать им передышки ни на мгновение, соблазнять, соблазнять до полного утоления жажды, соблазнять уже безо всякой жажды… Я возбуждаю в них желание, и они теснятся вокруг меня, полагая, что просят нечто такое, в чем я могу им отказать. И когда им кажется, что они добились своего, прижимая меня к себе, обнаженную, — вот тут то я и довершаю свою победу.

Вас не взять силой, господа, — что ж, тогда вам лгут. Вам лгут, испуская вопли наслаждения, вам лгут, притворяясь, что принимают ваше желание, тогда как на самом деле считают за честь вызвать его у вас. Вы считаете себя господами, но господин становится рабом своей рабы. Я не знаю другого наслаждения, кроме как лгать, притворяться, хитрить, предавать.

Да, лгать, лгать постоянно, избегая вашей власти при помощи уловок и хитрости, — вот все, чего желает женщина достойная, умная, которой нечего стыдиться; вот прекрасная участь женщины — стать истинной дрянью, великой, дрянью во славе, которая подавляет мужчин своим могуществом и заставляет их искупать это проклятие — родиться женщиной!

Вы либо охотник, либо добыча, такова альтернатива, и так устроен мир.

Мир — это вшивый тюфяк, моя дорогая, гнилая хибара, пена, бурление молекул, которые сталкиваются и соединяются единственно волею случая, нелепая горячка, в которой все толкаются, опрокидывают друг друга и где все держится лишь благодаря постоянному нарушению равновесия.

Мне глубоко плевать на Добро, я люблю только красоту. И как же зло красиво нынче вечером!

- Жаль, что мы не встретились раньше. Какой ум!
- Ум, нацеленный на зло.
- Зло тоже зрелищно, у него свои жесты, своя роскошь, свое воображение, своя чрезмерность, свое великолепие. Нерон был артистом, когда наслаждался зрелищем Рима, пожираемого пламенем.

У вас когда нибудь кружилась голова от высоты? Вызывает страх не пустота, нет, мы боимся притяжения этой пустоты, боимся внезапного желания прыгнуть. Головокружение над бездной есть соблазн высший и окончательный.


Ты такой же, как все молодые люди: ты ждешь большой любви и истинной философии. В единственном числе. И только в единственном. Вот она, беда молодости: единственное число. Вы убеждены, что на свете есть только одна женщина и только одна мораль. Ах, сколько же зла может причинить всем нам страсть к простым идеям! Однажды, мой маленький Баронне, ты заставишь себя любить лишь одну девушку, жить лишь для нее, жить лишь ею одною, даже тогда, когда она будет уже не она, а ты будешь уже не ты. Вы погрязнете в первом и самом ужасном недоразумении: недоразумении большой любви! К тому же, поскольку у тебя слишком живой ум, ты хочешь уже завести роман и с философией, единственной, которая даст тебе ответы на все вопросы: второе недоразумение.

Позволь своему разуму пораспутничать как ему хочется. Засыпай с одной, просыпайся с другой — я имею в виду идеи, — покидай одну ради другой, ухаживай за всеми, не привязываясь ни к одной. Мысли — это женщины, Баронне, ими дышат, за ними бегают, от них хмелеют, а затем желание вдруг делает зигзаг, и мы отправляемся искать в другую сторону. Философия — это случайная связь, ее ни в коем случае нельзя принимать за большую любовь.

Никогда не доверяй никому, даже самому себе.

При вас я чувствую себя совершенно голой; кажется, я могла бы отложить оружие и прекратить войну полов. Для меня больше не обременительно быть женщиной.

- Давайте ка я набросаю план действий. Прежде всего мы посвятим любви весь вечер.
- А потом?
- Потом посвятим любви весь ужин.
- А потом?
- Будем заниматься любовью всю ночь.
- А потом?
- А утром мы предадимся еще более сладостному занятию…
- Какому же, интересно?
- Мы будем беседовать!

(с) Eric Emmanuel Schmitt "Le Libertin"