от имени зимы уснула или умерла
"Семь часов утра. Я направляюсь к гавани и выхожу на лед.
Лед в копенгагенской гавани - не то место, куда можно порекомендовать родителям отправлять играть маленьких детей, пусть и в такой сильный мороз,как сегодня.
Даже я должна быть здесь осторожна.
Пройдя метров сорок, я останавливаюсь. Здесь поверхность льда становится немного темнее.
Еще один шаг - и я провалюсь.
Я стою, покачиваясь на носках.
Морской лед пористый и эластичный, вода проникает через него, образуя вокруг моих сапог две зеркальные поверхности, отражающие рассеянные в темноте огни.
На причале стоит человек. Черный силуэт на фоне белых стен домов. Страх нарастает во мне вибрирующим звуком. Смертельная опасность, подстерегающая тюленя, лежащего на льду.
Такой ранимый, такой заметный, такой неуклюжий. Но тут звук стихает. Это механик, сгорбленный, прямоугольный, как огромный валун.
Я не видела его два дня. Может быть, даже избегала его.
Так привыкаешь видеть город под определенными углами зрения, что отсюда он кажется незнакомой, никогда прежде невиданной столицей. Как Венеция. Или Атлантида. Город, окутанный снегом и ночью, мог бы быть построен из мрамора.
Я возвращаюсь к причалу.
Он мог бы быть другим. Я могла бы быть другой. Мы могли бы быть молодыми влюбленными. А не заикой, страдающим дисграфией, и озлобленной мегерой, которые рассказывают друг другу полуправду, следуя вместе по сомнительному пути.
Когда я оказываюсь перед ним, он берет меня за плечи.
- Это очень опасно!
Если бы я не знала, что это невозможно, я могла бы поклясться, что в его голосе слышны почти умоляющие нотки. Я отстраняю его от себя.
- У меня хорошие отношения со льдом." (с) П. Хёг "Фрекен Смилла и её чувство снега"
Лед в копенгагенской гавани - не то место, куда можно порекомендовать родителям отправлять играть маленьких детей, пусть и в такой сильный мороз,как сегодня.
Даже я должна быть здесь осторожна.
Пройдя метров сорок, я останавливаюсь. Здесь поверхность льда становится немного темнее.
Еще один шаг - и я провалюсь.
Я стою, покачиваясь на носках.
Морской лед пористый и эластичный, вода проникает через него, образуя вокруг моих сапог две зеркальные поверхности, отражающие рассеянные в темноте огни.
На причале стоит человек. Черный силуэт на фоне белых стен домов. Страх нарастает во мне вибрирующим звуком. Смертельная опасность, подстерегающая тюленя, лежащего на льду.
Такой ранимый, такой заметный, такой неуклюжий. Но тут звук стихает. Это механик, сгорбленный, прямоугольный, как огромный валун.
Я не видела его два дня. Может быть, даже избегала его.
Так привыкаешь видеть город под определенными углами зрения, что отсюда он кажется незнакомой, никогда прежде невиданной столицей. Как Венеция. Или Атлантида. Город, окутанный снегом и ночью, мог бы быть построен из мрамора.
Я возвращаюсь к причалу.
Он мог бы быть другим. Я могла бы быть другой. Мы могли бы быть молодыми влюбленными. А не заикой, страдающим дисграфией, и озлобленной мегерой, которые рассказывают друг другу полуправду, следуя вместе по сомнительному пути.
Когда я оказываюсь перед ним, он берет меня за плечи.
- Это очень опасно!
Если бы я не знала, что это невозможно, я могла бы поклясться, что в его голосе слышны почти умоляющие нотки. Я отстраняю его от себя.
- У меня хорошие отношения со льдом." (с) П. Хёг "Фрекен Смилла и её чувство снега"