Слово — плод
- Это растленный сексуальный сатир, - сказал Габриель. - Сегодня утром он преследовал малышку до самого дома. С гнусными предложениями.
- Это правда? - вопросила потрясенная вдова Аз.
- Я еще не был знаком с вами, - пролепетал Зашибю.
- Он признает! - возвопила вдова Аз.
- Он признался! - возвопили Турандот и Пьянье.
- А, так ты признаешься! - голосом, подобным грому, произнес Габриель.
- Простите! - кричал Зашибю. - Простите!
- Негодяй! - верещала вдова Аз.
Эти воплеподобные восклицания навлекли из мрака двух легавых велосипидеров.
- Нарушение ночной тишины, - заорал дуэт велосипидеров, - подлунный крик, сногубительный гвалт, срединочный вопеж, рюхаете, чем это чревато?
Так изъяснились велосипидеры.
Габриель осторожненько отпустил грудки Зашибю.
- Минутку! - вскричал Зашибю, засвидетельствовав тем самым безмерную смелость. - Иль вы не распознали меня? Да воззрите же на мою форму. Я ж легавый, вот мои крылья.
И он замахал своей пелериной.
- Откуда ты возник? - спросил велосипидер, который был уполномочен говорить. - Шот тебя никогда тут не видели раньше.
- Возможно, - отвечал дерзновенный Зашибю с отвагой, которую хороший писатель назвал бы не иначе как безумной. - И тем не менее я легавый и легавым остаюсь.
- А они, - с коварной ухмылкой произнес велосипидер, - они (жест) тоже легавые?
- Не подлавливайте меня. Они безобидные, как иссоп. Прямо как святые.
- Шот мне это подозрительно, - сказал говорящий велосипидер. - Святостью от вас не пахнет.
Второй же ограничивался тем, что корчил рожи. Но жуткие.
Раймон Кено, Зази в метро
- Это правда? - вопросила потрясенная вдова Аз.
- Я еще не был знаком с вами, - пролепетал Зашибю.
- Он признает! - возвопила вдова Аз.
- Он признался! - возвопили Турандот и Пьянье.
- А, так ты признаешься! - голосом, подобным грому, произнес Габриель.
- Простите! - кричал Зашибю. - Простите!
- Негодяй! - верещала вдова Аз.
Эти воплеподобные восклицания навлекли из мрака двух легавых велосипидеров.
- Нарушение ночной тишины, - заорал дуэт велосипидеров, - подлунный крик, сногубительный гвалт, срединочный вопеж, рюхаете, чем это чревато?
Так изъяснились велосипидеры.
Габриель осторожненько отпустил грудки Зашибю.
- Минутку! - вскричал Зашибю, засвидетельствовав тем самым безмерную смелость. - Иль вы не распознали меня? Да воззрите же на мою форму. Я ж легавый, вот мои крылья.
И он замахал своей пелериной.
- Откуда ты возник? - спросил велосипидер, который был уполномочен говорить. - Шот тебя никогда тут не видели раньше.
- Возможно, - отвечал дерзновенный Зашибю с отвагой, которую хороший писатель назвал бы не иначе как безумной. - И тем не менее я легавый и легавым остаюсь.
- А они, - с коварной ухмылкой произнес велосипидер, - они (жест) тоже легавые?
- Не подлавливайте меня. Они безобидные, как иссоп. Прямо как святые.
- Шот мне это подозрительно, - сказал говорящий велосипидер. - Святостью от вас не пахнет.
Второй же ограничивался тем, что корчил рожи. Но жуткие.
Раймон Кено, Зази в метро