Запомните, Рошфор, нет такого народа, которого бы я не мог посадить в Бастилию (с)
О любви
- Нет, нет, дедушка, в вас все-таки, простите меня, говорит прежняя
обида... А вы свой несчастный опыт переносите на все человечество.
Возьмите хоть нас с Васей. Разве можно назвать наш брак несчастливым?
Аносов довольно долго молчал. Потом протянул неохотно:
- Ну, хорошо... скажем - исключение... Но вот в большинстве-то случаев
почему люди женятся? Возьмем женщину. Стыдно оставаться в девушках,
особенно когда подруги уже повыходили замуж. Тяжело быть лишним ртом в
семье. Желание быть хозяйкой, главною в доме, дамой, самостоятельной... К
тому же потребность, прямо физическая потребность материнства, и чтобы
начать вить свое гнездо. А у мужчины другие мотивы. Во-первых, усталость
от холостой жизни, от беспорядка в комнатах, от трактирных обедов, от
грязи, окурков, разорванного и разрозненного белья, от долгов, от
бесцеремонных товарищей, и прочее и прочее. Во-вторых, чувствуешь, что
семьей жить выгоднее, здоровее и экономнее. В-третьих, думаешь: вот пойдут
детишки, - я-то умру, а часть меня все-таки останется на свете... нечто
вроде иллюзии бессмертия. В-четвертых, соблазн невинности, как в моем
случае. Кроме того, бывают иногда и мысли о приданом. А где же любовь-то?
Любовь бескорыстная, самоотверженная, не ждущая награды? Та, про которую
сказано - "сильна, как смерть"? Понимаешь, такая любовь, для которой
совершить любой подвиг, отдать жизнь, пойти на мучение - вовсе не труд, а
одна радость. Постой, постой, Вера, ты мне сейчас опять хочешь про твоего
Васю? Право же, я его люблю. Он хороший парень. Почем знать, может быть,
будущее и покажет его любовь в свете большой красоты. Но ты пойми, о какой
любви я говорю. Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире!
Никакие жизненные удобства, расчеты и компромиссы не должны ее касаться.
- Вы видели когда-нибудь такую любовь, дедушка? - тихо спросила Вера.
- Нет, - ответил старик решительно. - Я, правда, знаю два случая
похожих. Но один был продиктован глупостью, а другой... так... какая-то
кислота... одна жалость... Если хочешь, я расскажу. Это недолго.
- Прошу вас, дедушка.
- Ну, вот. В одном полку нашей дивизии (только не в нашем) была жена
полкового командира. Рожа, я тебе скажу, Верочка, преестественная.
Костлявая, рыжая, длинная, худущая, ротастая... Штукатурка с нее так и
сыпалась, как со старого московского дома. Но, понимаешь, этакая полковая
Мессалина: темперамент, властность, презрение к людям, страсть к
разнообразию. Вдобавок - морфинистка.
И вот однажды, осенью, присылают к ним в полк новоиспеченного
прапорщика, совсем желторотого воробья, только что из военного училища.
Через месяц эта старая лошадь совсем овладела им. Он паж, он слуга, он
раб, он вечный кавалер ее в танцах, носит ее веер и платок, в одном
мундирчике выскакивает на мороз звать ее лошадей. Ужасная это штука, когда
свежий и чистый мальчишка положит свою первую любовь к ногам старой,
опытной и властолюбивой развратницы. Если он сейчас выскочил невредим -
все равно в будущем считай его погибшим. Это - штамп на всю жизнь.
К рождеству он ей уже надоел. Она вернулась к одной из своих прежних,
испытанных пассий. А он не мог. Ходит за ней, как привидение. Измучился
весь, исхудал, почернел. Говоря высоким штилем - "смерть уже лежала на его
высоком челе". Ревновал он ее ужасно. Говорят, целые ночи простаивал под
ее окнами.
И вот однажды весной устроили они в полку какую-то маевку или пикник. Я
и ее и его знал лично, но при этом происшествии не был. Как и всегда в
этих случаях, было много выпито. Обратно возвращались ночью пешком по
полотну железной дороги. Вдруг навстречу им идет товарный поезд. Идет
очень медленно вверх, по довольно крутому подъему. Дает свистки. И вот,
только что паровозные огни поравнялись с компанией, она вдруг шепчет на
ухо прапорщику: "Вы все говорите, что любите меня. А ведь, если я вам
прикажу - вы, наверно, под поезд не броситесь". А он, ни слова не ответив,
бегом - и под поезд. Он-то, говорят, верно рассчитал, как раз между
передними и задними колесами: так бы его аккуратно пополам и перерезало.
Но какой-то идиот вздумал его удерживать и отталкивать. Да не осилил.
Прапорщик как уцепился руками за рельсы, так ему обе кисти и оттяпало.
- Ох, какой ужас! - воскликнула Вера.
- Пришлось прапорщику оставить службу. Товарищи собрали ему кое-какие
деньжонки на выезд. Оставаться-то в городе ему было неудобно: живой укор
перед глазами и ей, и всему полку. И пропал человек... самым подлым
образом... Стал попрошайкой... замерз где-то на пристани в Петербурге.
А другой случай был совсем жалкий. И такая же женщина была, как и
первая, только молодая и красивая. Очень и очень нехорошо себя вела. На
что уж мы легко глядели на эти домашние романы, но даже и нас коробило. А
муж - ничего. Все знал, все видел и молчал. Друзья намекали ему, а он
только руками отмахивался. "Оставьте, оставьте... Не мое дело, не мое
дело... Пусть только Леночка будет счастлива!.." Такой олух!
Под конец сошлась она накрепко с поручиком Вишняковым, субалтерном из
ихней роты. Так втроем и жили в двумужественном браке - точно это самый
законный вид супружества. А тут ваш полк двинули на войну. Наши дамы
провожали нас, провожала и она, и, право, даже смотреть было совестно:
хотя бы для приличия взглянула разок на мужа, - нет, повесилась на своем
поручике, как черт на сухой вербе, и не отходит. На прощанье, когда мы уже
уселись в вагоны и поезд тронулся, так она еще мужу вслед, бесстыдница,
крикнула: "Помни же, береги Володю! Если что-нибудь с ним случится - уйду
из дому и никогда не вернусь. И детей заберу".
Ты, может быть, думаешь, что этот капитан был какая-нибудь тряпка?
размазня? стрекозиная душа? Ничуть. Он был храбрым солдатом. Под Зелеными
Горами он шесть раз водил свою роту на турецкий редут, и у него от двухсот
человек осталось только четырнадцать. Дважды раненный - он отказался идти
на перевязочный пункт. Вот он был какой. Солдаты на него богу молились.
Но _она_ велела... Его Леночка ему велела!
И он ухаживал за этим трусом и лодырем Вишняковым, за этим трутнем
безмедовым, - как нянька, как мать. На ночлегах под дождем, в грязи, он
укутывал его своей шинелью. Ходил вместо него на саперные работы, а тот
отлеживался в землянке или играл в штос. По ночам проверял за него
сторожевые посты. А это, заметь, Веруня, было в то время, когда башибузуки
вырезывали наши пикеты так же просто, как ярославская баба на огороде
срезает капустные кочни. Ей-богу, хотя и грех вспоминать, но все
обрадовались, когда узнали, что Вишняков скончался в госпитале от тифа...
- Ну, а женщин, дедушка, женщин вы встречали любящих?
- О, конечно, Верочка. Я даже больше скажу: я уверен, что почти каждая
женщина способна в любви на самый высокий героизм. Пойми, она целует,
обнимает, отдается - и она _уже_ мать. Для нее, если она любит, любовь
заключает весь смысл жизни - всю вселенную! Но вовсе не она виновата в
том, что любовь у людей приняла такие пошлые формы и снизошла просто до
какого-то житейского удобства, до маленького развлечения. Виноваты
мужчины, в двадцать лет пресыщенные, с цыплячьими телами и заячьими
душами, неспособные к сильным желаниям, к героическим поступкам, к
нежности и обожанию перед любовью. Говорят, что раньше все это бывало. А
если и не бывало, то разве не мечтали и не тосковали об этом лучшие умы и
души человечества - поэты, романисты, музыканты, художники? Я на днях
читал историю Машеньки Леско и кавалера де Грие... Веришь ли, слезами
обливался... Ну скажи же, моя милая, по совести, разве каждая женщина в
глубине своего сердца не мечтает о такой любви - единой, всепрощающей, на
все готовой, скромной и самоотверженной?
- О, конечно, конечно, дедушка...
- А раз ее нет, женщины мстят. Пройдет еще лет тридцать... я не увижу,
но ты, может быть, увидишь, Верочка. Помяни мое слово, что лет через
тридцать женщины займут в мире неслыханную власть. Они будут одеваться,
как индийские идолы. Они будут попирать нас, мужчин, как презренных,
низкопоклонных рабов. Их сумасбродные прихоти и капризы станут для нас
мучительными законами. И все оттого, что мы целыми поколениями не умели
преклоняться и благоговеть перед любовью. Это будет месть. Знаешь закон:
сила действия равна силе противодействия.
- Нет, нет, дедушка, в вас все-таки, простите меня, говорит прежняя
обида... А вы свой несчастный опыт переносите на все человечество.
Возьмите хоть нас с Васей. Разве можно назвать наш брак несчастливым?
Аносов довольно долго молчал. Потом протянул неохотно:
- Ну, хорошо... скажем - исключение... Но вот в большинстве-то случаев
почему люди женятся? Возьмем женщину. Стыдно оставаться в девушках,
особенно когда подруги уже повыходили замуж. Тяжело быть лишним ртом в
семье. Желание быть хозяйкой, главною в доме, дамой, самостоятельной... К
тому же потребность, прямо физическая потребность материнства, и чтобы
начать вить свое гнездо. А у мужчины другие мотивы. Во-первых, усталость
от холостой жизни, от беспорядка в комнатах, от трактирных обедов, от
грязи, окурков, разорванного и разрозненного белья, от долгов, от
бесцеремонных товарищей, и прочее и прочее. Во-вторых, чувствуешь, что
семьей жить выгоднее, здоровее и экономнее. В-третьих, думаешь: вот пойдут
детишки, - я-то умру, а часть меня все-таки останется на свете... нечто
вроде иллюзии бессмертия. В-четвертых, соблазн невинности, как в моем
случае. Кроме того, бывают иногда и мысли о приданом. А где же любовь-то?
Любовь бескорыстная, самоотверженная, не ждущая награды? Та, про которую
сказано - "сильна, как смерть"? Понимаешь, такая любовь, для которой
совершить любой подвиг, отдать жизнь, пойти на мучение - вовсе не труд, а
одна радость. Постой, постой, Вера, ты мне сейчас опять хочешь про твоего
Васю? Право же, я его люблю. Он хороший парень. Почем знать, может быть,
будущее и покажет его любовь в свете большой красоты. Но ты пойми, о какой
любви я говорю. Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире!
Никакие жизненные удобства, расчеты и компромиссы не должны ее касаться.
- Вы видели когда-нибудь такую любовь, дедушка? - тихо спросила Вера.
- Нет, - ответил старик решительно. - Я, правда, знаю два случая
похожих. Но один был продиктован глупостью, а другой... так... какая-то
кислота... одна жалость... Если хочешь, я расскажу. Это недолго.
- Прошу вас, дедушка.
- Ну, вот. В одном полку нашей дивизии (только не в нашем) была жена
полкового командира. Рожа, я тебе скажу, Верочка, преестественная.
Костлявая, рыжая, длинная, худущая, ротастая... Штукатурка с нее так и
сыпалась, как со старого московского дома. Но, понимаешь, этакая полковая
Мессалина: темперамент, властность, презрение к людям, страсть к
разнообразию. Вдобавок - морфинистка.
И вот однажды, осенью, присылают к ним в полк новоиспеченного
прапорщика, совсем желторотого воробья, только что из военного училища.
Через месяц эта старая лошадь совсем овладела им. Он паж, он слуга, он
раб, он вечный кавалер ее в танцах, носит ее веер и платок, в одном
мундирчике выскакивает на мороз звать ее лошадей. Ужасная это штука, когда
свежий и чистый мальчишка положит свою первую любовь к ногам старой,
опытной и властолюбивой развратницы. Если он сейчас выскочил невредим -
все равно в будущем считай его погибшим. Это - штамп на всю жизнь.
К рождеству он ей уже надоел. Она вернулась к одной из своих прежних,
испытанных пассий. А он не мог. Ходит за ней, как привидение. Измучился
весь, исхудал, почернел. Говоря высоким штилем - "смерть уже лежала на его
высоком челе". Ревновал он ее ужасно. Говорят, целые ночи простаивал под
ее окнами.
И вот однажды весной устроили они в полку какую-то маевку или пикник. Я
и ее и его знал лично, но при этом происшествии не был. Как и всегда в
этих случаях, было много выпито. Обратно возвращались ночью пешком по
полотну железной дороги. Вдруг навстречу им идет товарный поезд. Идет
очень медленно вверх, по довольно крутому подъему. Дает свистки. И вот,
только что паровозные огни поравнялись с компанией, она вдруг шепчет на
ухо прапорщику: "Вы все говорите, что любите меня. А ведь, если я вам
прикажу - вы, наверно, под поезд не броситесь". А он, ни слова не ответив,
бегом - и под поезд. Он-то, говорят, верно рассчитал, как раз между
передними и задними колесами: так бы его аккуратно пополам и перерезало.
Но какой-то идиот вздумал его удерживать и отталкивать. Да не осилил.
Прапорщик как уцепился руками за рельсы, так ему обе кисти и оттяпало.
- Ох, какой ужас! - воскликнула Вера.
- Пришлось прапорщику оставить службу. Товарищи собрали ему кое-какие
деньжонки на выезд. Оставаться-то в городе ему было неудобно: живой укор
перед глазами и ей, и всему полку. И пропал человек... самым подлым
образом... Стал попрошайкой... замерз где-то на пристани в Петербурге.
А другой случай был совсем жалкий. И такая же женщина была, как и
первая, только молодая и красивая. Очень и очень нехорошо себя вела. На
что уж мы легко глядели на эти домашние романы, но даже и нас коробило. А
муж - ничего. Все знал, все видел и молчал. Друзья намекали ему, а он
только руками отмахивался. "Оставьте, оставьте... Не мое дело, не мое
дело... Пусть только Леночка будет счастлива!.." Такой олух!
Под конец сошлась она накрепко с поручиком Вишняковым, субалтерном из
ихней роты. Так втроем и жили в двумужественном браке - точно это самый
законный вид супружества. А тут ваш полк двинули на войну. Наши дамы
провожали нас, провожала и она, и, право, даже смотреть было совестно:
хотя бы для приличия взглянула разок на мужа, - нет, повесилась на своем
поручике, как черт на сухой вербе, и не отходит. На прощанье, когда мы уже
уселись в вагоны и поезд тронулся, так она еще мужу вслед, бесстыдница,
крикнула: "Помни же, береги Володю! Если что-нибудь с ним случится - уйду
из дому и никогда не вернусь. И детей заберу".
Ты, может быть, думаешь, что этот капитан был какая-нибудь тряпка?
размазня? стрекозиная душа? Ничуть. Он был храбрым солдатом. Под Зелеными
Горами он шесть раз водил свою роту на турецкий редут, и у него от двухсот
человек осталось только четырнадцать. Дважды раненный - он отказался идти
на перевязочный пункт. Вот он был какой. Солдаты на него богу молились.
Но _она_ велела... Его Леночка ему велела!
И он ухаживал за этим трусом и лодырем Вишняковым, за этим трутнем
безмедовым, - как нянька, как мать. На ночлегах под дождем, в грязи, он
укутывал его своей шинелью. Ходил вместо него на саперные работы, а тот
отлеживался в землянке или играл в штос. По ночам проверял за него
сторожевые посты. А это, заметь, Веруня, было в то время, когда башибузуки
вырезывали наши пикеты так же просто, как ярославская баба на огороде
срезает капустные кочни. Ей-богу, хотя и грех вспоминать, но все
обрадовались, когда узнали, что Вишняков скончался в госпитале от тифа...
- Ну, а женщин, дедушка, женщин вы встречали любящих?
- О, конечно, Верочка. Я даже больше скажу: я уверен, что почти каждая
женщина способна в любви на самый высокий героизм. Пойми, она целует,
обнимает, отдается - и она _уже_ мать. Для нее, если она любит, любовь
заключает весь смысл жизни - всю вселенную! Но вовсе не она виновата в
том, что любовь у людей приняла такие пошлые формы и снизошла просто до
какого-то житейского удобства, до маленького развлечения. Виноваты
мужчины, в двадцать лет пресыщенные, с цыплячьими телами и заячьими
душами, неспособные к сильным желаниям, к героическим поступкам, к
нежности и обожанию перед любовью. Говорят, что раньше все это бывало. А
если и не бывало, то разве не мечтали и не тосковали об этом лучшие умы и
души человечества - поэты, романисты, музыканты, художники? Я на днях
читал историю Машеньки Леско и кавалера де Грие... Веришь ли, слезами
обливался... Ну скажи же, моя милая, по совести, разве каждая женщина в
глубине своего сердца не мечтает о такой любви - единой, всепрощающей, на
все готовой, скромной и самоотверженной?
- О, конечно, конечно, дедушка...
- А раз ее нет, женщины мстят. Пройдет еще лет тридцать... я не увижу,
но ты, может быть, увидишь, Верочка. Помяни мое слово, что лет через
тридцать женщины займут в мире неслыханную власть. Они будут одеваться,
как индийские идолы. Они будут попирать нас, мужчин, как презренных,
низкопоклонных рабов. Их сумасбродные прихоти и капризы станут для нас
мучительными законами. И все оттого, что мы целыми поколениями не умели
преклоняться и благоговеть перед любовью. Это будет месть. Знаешь закон:
сила действия равна силе противодействия.
-
-
07.12.2005 в 01:56-
-
07.12.2005 в 11:59-
-
07.12.2005 в 15:52если вы про меня, то я Куприна проходила в 11 классе три года назад.
-
-
01.05.2006 в 02:43